Ebenholz

Эбенхольц, обычный житель Лейтании, заразившийся Орипатией во время Вишехаймского инцидента. Привезенный на Родос Айленд Оперативником Гибискус для прохождения курса лечения, он продемонстрировал необычайный талант к Ориджиниум Артс. После обследования, он поступил на службу в Родос Айленд в качестве полевого оперативника.

Томография показала нечёткие контуры внутренних органов, затемненные аномальными тенями. В кровеносной системе были обнаружены гранулы Ориджиниума. Подтверждено, что данный субъект заражен Орипатией.

[Процент слияния клеток с Ориджиниумом] 5%
На поверхности тела видны небольшие следы Заражения.

[Концентрация кристаллов Ориджиниума в крови] 0.22 Ед./Л
Оперативного лечения после Заражения не было. Заражение проявляет признаки распространения, но в настоящее время находится под контролем.

Неприступный на первый взгляд молодой человек расы Каприн.
Если вы спросите у него время, он посмотрит на часы и вежливо сообщит вам который час. Однако, если вы попытаетесь воспользоваться этой возможностью завязать светскую беседу, он прекратит разговор самым вежливым образом.
Только Доктор и ещё несколько оперативников могут заставить его открыться. Когда он вступает с ними в разговор, он демонстрирует ту сторону себя, которую очень редко показывает другим, и высказывает своё мнение без какого либо стеснения. Однако, независимо от темы разговора, всё, что он произносит, несёт в себе оттенок некой мрачности. Особенно это проявляется в те моменты, когда речь заходит о нём самом.
Время от времени, Эбенхольца можно застать играющим на музыкальных инструментах. Согласно словам очевидцев, Эбенхольц, по всей видимости, владеет умением хорошо играть практически на всех инструментах. Но чаще всего его видят играющим на виолончели с такой печалью, что это напоминает всем слушателем о людях и событиях из прошлого.
Ходят слухи, что одним из главных его инструментов является флейта, однако никто и никогда не видел, чтобы он на ней играл.

Согласно официальному заявлению Лейтании, Эбенхольц был обычным студентом, изучавшим музыку и Ориджиниум Артс в одном из университетов в своём родном городе Вишехайм, самом обычном городе Лейтании. Во время этого несчастного инцидента Эбенхольц заразился Орипатией, и ему не оставалось ничего другого, как отказаться от учёбы и обратиться в Родос Айленд за медицинской помощью.

[Засекреченный Журнал]
К сожалению, у этого документа из Лейтании нет почти ничего общего с истиной.
Эбенхольц не рождался в Вишехайме. Большую часть своей жизни он прожил в Уртике, маленьком городке, который уже давно пришёл в запустение.
Более того, он никакой не простолюдин, по крайней мере в Уртике. По правде говоря, вплоть до своего отъезда на Родос Айленд, он был Графом Уртика. Его назначенный опекун продолжил отдавать распоряжения как его представитель, даже после того, как Эбенхольц достиг совершеннолетия.
Как и другие дети его социального класса, Эбенхольц получил образование, необходимое для знати Лейтании: литература, Ориджиниум Артс, и – неотделимое, а зачастую даже более важное, чем Ориджиниум Артс – музыка.
Многие родители делают всё возможное, чтобы нанять для своих чад самых лучших учителей музыки, и эти учителя могут оказать довольно внушительное влияние на воспитание своих подопечных. Иногда это доходит до абсурда, что о характере человека начинают судить исключительно по репутации его первого учителя музыки.
Однако, по словам самого Эбенхольца, его опекун не очень-то стремился следовать этой традиции.
“Учитель разложил передо мной несколько инструментов и дружелюбным голосом спросил меня, какой из них заинтересовал меня больше всего.
Я выбрал скрипку и немного поиграл на ней. Он был так рад этому и постоянно называл меня гением, но я никак не реагировал на его комплименты. Когда я увидел эти инструменты, шквал иностранных понятий и знаний о том, как на них играть, хлынули в мой мозг невероятным потоком.
Тем не менее, я был очень рад. С момента моего приезда в Уртику, это был первый раз, когда меня настолько восторженно хвалили, и это не было притворством. *смешок* Но видимо предыдущие разы не слишком сильно научили меня этому.
Когда я на следующий день встретился со своим учителем, в ответ меня поприветствовал взгляд презрения. Вполне очевидно, мой представить рассказал ему некоторую часть моего прошлого.”
Оперативник Отдела Кадров, ответственный за регистрацию этих журналов и не знакомый с ситуацией в Лейтании, бесстрастно спросил: “Что же он рассказал”?
“Что Уртика – территория, передаваемая в наследство по роду Короля Чародея. В таком случае, кем же тогда является Граф Уртика”?

[Засекреченный Журнал]
Лейтания пережила бурные потрясения во время смены режима. Те, кто уже был сыт по горло расправами Короля Чародея, обратили пламя своей ярости на всех и вся, кто был с ним связан. И хоть род Эбенхольца и был далёк по крови от Короля Чародея, они всё равно оказались вовлечены в эту ситуацию, после которой сам Эбенхольц остался сиротой.
В свою очередь, оставшееся меньшинство было недовольно таким концом старой эпохи. Они прибегали к всевозможным методам, чтобы противостоять правлению Императриц-Близнецов, и самые отчаянные из них стали известны как “Остатки Короля Чародея”. Именно они спасли ещё маленького Эбенхольца от участи его родителей, но одновременно с этим втянули его в ещё большой водоворот событий.
Эбенхольц смог в одном предложении объяснить, что они с ним сделали: “Они насильно ввели в мой мозг строчки Голоса Терры.”
Медицинский Отдел неоднократно проводил исследования мозга Эбенхольца, но пока не может определить, как и в какой форме Голос Терры был имплантирован в него. Однако точно известно, что Голос Терры реален и вызывает у него сильные головные боли. Он очень тесто связан с талантами Эбенхольца как в музыке, так и в Ориджиниум Артс, но определить это более точно мы пока не смогли.
Благодаря знакомству Эбенхольца, мы смогли получить копии исследовательских рукописей Оперативника Черни, и, согласно их неточным описаниям, Голос Терры – это мелодия, сымпровизированная Королём Чародеем и переписанная его придворными музыкантами.
“Тогда не должен ли Голос Терры быть нотами или какой-то записью?”
“А сами как думаете? Смогли ли они впихнуть в мой мозг бумагу или пластинку?”
В конце концов, у Медицинского Отдела не было иного выбора, кроме как предварительно принять собственное объяснение Эбенхольца:
“Это мелодия, великая мелодия. Настолько великая, что я боюсь, что однажды она меня поглотит, и я ничего не смогу с этим сделать.”
“Действительно ли мелодия способна на такое?”
“Всё, что я могу сказать… Я сделаю всё возможное, чтобы этого больше не произошло.”
С тех пор Эбенхольц отказывается обсуждать эту тему.

[Засекреченный Журнал]
Когда он впервые прибыл на Родос Айленд, Эбенхольц не проявил ни заносчивости, ни словесной агрессивности, о которых рассказывали Оперативники Гибискус и Черни. Большинство Оперативников знают его как тихого, но вежливого Лейтанского Оперативника, недавно прибывшего на Родос Айленд. В те времена, Эбенхольц не очень любил разговаривать с другими. Когда он оставался один, то часто уходил в мысли, уставив свой взор на виолончель, которую всегда держал рядом с собой. Некоторые Оперативники, волнуясь, спрашивали его, не нужна ли ему помощь, но он всегда лишь немного покачивал головой.
После своей первой полевой операции Эбенхольц очень сильно изменился. Сама операция прошла как нельзя отлично. Родос Айленд спас дюжину детей из крайне плохих жизненных условий в их прошлом детском доме, принял всех Зараженных детей к себе на борт, а здоровых расселил по надежным организациям.
Стоит отметить, что Эбенхольц сыграл ключевую роль в ходе всей операции, начиная с разгадывания уловок менеджера детского дома и заканчивая поддержкой Ориджиниум Артсом во время самой спасательной операции.
После возвращения на Родос Айленд, Эбенхольц начал меняться к лучшему. Он начал более активно общаться с теми, кто пытался с ним заговорить, узнавать всё возможное о Родос Айленд, а также язвительно оценивать всё то, что было ему не по духу. Конечно, это относится только к Доктору и ещё нескольким Оперативникам.
Однажды, он даже посетил организованный Оперативниками книжный клуб и после этого начал обмениваться с некоторыми из них электронными письмами.
Большинство Оперативников Родос Айленд не заметили этих перемен, но есть одна вещь, которая привлекла всеобщее внимание:
Эбенхольц перестал уходить в мысли, глядя на свою виолончель. Вместо этого он начал частенько играть на ней и напевать, как будто разговаривая со старым другом.

“Хватит риторик о ненависти к себе. Ты не сможешь скрыть свою недальновидность от меня, мой глупый потомок.”
“Спасибо за комплимент, старый пердун.”
“Но ты всё ещё сомневаешься в себе. Несправедливость возмущает тебя, но ты также сомневаешься и в праведности своего гнева. В конце концов, ты даже смирился с этими сомнениями. Ты сказал себе, что нужно просто притворяться, и теперь ты обязан продолжать это притворство… Смехотворно. Совершенно смехотворно!
“Спасибо за наставления. А теперь, пожалуйста, дай мне немного времени, чтобы я полностью забыл твои слова.”
“Ха-ха…”
“Тебя, наверно, интересует, почему я больше не пытаюсь тебя заткнуть, не так ли?”
“Что ж, поведай.”
“Во-первых, я осознал, что мои крики не заставят тебя заткнуться и не избавят меня от головной боли. И, кстати, последнее меня заботит куда сильнее.
Во-вторых, я до сих пор понятия не имею, кто ты такой. Я не знаю, являешься ли ты затяжным эхом Голоса Терры или просто галлюцинацией. Я даже не знаю, смогу ли я, по причинам, которые даже не могу себе представить, полностью потерять себя самого под этой пронзительной мелодией, как Крайде.”
“Но я больше не боюсь тебя, старый пердун. Это так просто.”